Сомнамбула. Книга 2. Другая сторона Луны - Страница 19

– Вы? Но ведь это... это профессиональная работа! – Максим по кругу обошел вокруг ледяного изваяния.

– Я и есть профессионал. В прошлой, гражданской жизни я девять лет учился в академии искусств... Мои скульптуры разбросаны по всей Европе... Я бы и жил скучной жизнью голландского грантососа, если бы в мои сны не начала приходить вот она, – ван Астен показал рукой на скульптуру, – моя Справедливость... Мечты о встрече с ней сожгли мою прошлую, бессмысленную жизнь... Впрочем, там не о чем было жалеть... Ведь мечтать о Справедливости и значит жить полной жизнью...

В голосе товарища Альфы звучала такая искренность, что Максим почувствовал себя загипнотизированным. Он не мог отвести взгляда от ног исполинской женщины, обутых в сандалии. Но главное: он будто бы сам стал скульптором и понял вдруг тот порыв, который выдернул Людвига ван Астена из рядов заурядных членов общества потребления, швырнув в ледяные пустоши Урана. Ему вдруг захотелось, чтобы и другие бойцы «Армии пробуждения» почувствовали и поняли то же, что он.

– Но неужели эта красота так и останется стоять здесь? Это как-то неправильно! Наши ребята тоже заслужили посмотреть в ее суровые глаза! – воскликнул Максим с жаром.

– Поэтому я и привез тебя сюда. Хотел посоветоваться. Как бы нам получше и побыстрее оттранспортировать мою фройляйн в Оазис? Можно было бы установить ее на площади возле космодрома... Или в сквере Павших Героев.

Максим задумался. Но совсем ненадолго.

– Для начала статую надо достать из пещеры. Но вход в пещеру значительно меньше ее габаритов... Поэтому первым делом вход придется взорвать. Но так, аккуратненько взорвать, чтобы осколками не повредило наш шедевр... Ага, а для этого мы закутаем ее в несколько слоев синтонового изолятора! Затем надо доставить сюда платформу с антигравами и два роботапогрузчика с верфей. Укутанную в синтон статую уложим на бок, на платформу. И, как следует зафиксировав, подвесим платформу под брюхом нашего «Колибри». После чего полетим домой. Разумеется, небыстро. Как грузовой коптер.

– Ты говоришь словно заправский инженер... Откуда такие познания?

– Я полтора года провел на Гиперионе. Жил в одном подземном модуле с артельщиками... Они смекалистые ребята... Такое вытворяли! Из трех поломанных авиеток собирали полноценный корвет! Старые корабельные испарители перепаивали в сауну! А уж буровые установки под брюхами авиеток таскали чуть ли не каждый день... Ну, и… – Максим лукаво улыбнулся, – я все-таки профессиональный пилот, а стало быть, имею высшее инженерное образование.

– А что, потянет «Колибри» мою Справедливость? Не надорвется?

– Должна потянуть. Если бы в транспортном отсеке, то вообще без проблем. Конечно, внешняя подвеска создает трудности. То есть лететь домой мы будем очень медленно и низко. Вероятно, это займет часов пять, но... если вождь сказал надо, «Армия пробуждения» ответила – есть!

Лицо товарища Альфы просияло. Было видно, что он втайне ожидал совсем другого ответа и даже морально приготовился к нему.

– Ты не представляешь себе, как я рад это слышать! Я уже Соньке все уши прожужжал рассказами об «одной женщине», с которой ей «следует познакомиться»!

Максим улыбнулся.

Мысль о том, что Соня тоже обрадуется, согрела его не хуже, чем стакан глинтвейна после смены. И все грядущие технические трудности показались сущей ерундой в сравнении с ликующим удивлением жителей Оазиса.

Через день после того, как трон Справедливости занял место на высоком постаменте ровно в центре сквера Павших Героев, Максим и товарищ Альфа совершили еще одну далекую вылазку.

На сей раз их целью стал так называемый Дальний Прииск.

Располагался он в двух тысячах километрах от Оазиса и по неписаному кодексу чести, который регулировал отношения между бойцами «Армии пробуждения», туда «на перековку» посылали тех, кто совершил серьезные проступки. О Прииске ходили мрачные легенды, одна другой страшнее. Возвращались оттуда немногие. Иногда, под пиво, развлекали они товарищей рассказами о жутковатой жизни в этой «урановой заднице».

Максим посадил «Колибри» на почерневшей от метановой ржавчины кормовой площадке одинокого понтона, давно вмерзшего в затянувшуюся полынью. В отличие от технологически совершенного Оазиса, здесь не было защитного купола, так что ветер валил с ног, а сыплющая из иссиня-черных облаков формальдегидная пороша с противным абразивным звуком терла обшивку «Колибри».

К ним подъехал роботизированный автокар, который мелодичным женским голосом пригласил «дорогого и любимого товарища Альфу» на «свой гостеприимный борт».

Максим был неприятно удивлен. Неужели не нашлось ни одной живой души встретить «дорогого и любимого»? Значит, не такой дорогой? И не такой любимый? Нет ли в этом признаков измены делу звездных борцов? Не свил ли на Прииске гнездо коварный внутренний враг? На всякий случай Максим приказал себе быть наготове, но вслух ничего говорить не стал, тем более что его пассажир вовсе не придал данному обстоятельству никакого значения.

Ларчик открывался просто.

– Тут у них каждые рабочие руки на счету, – пояснил товарищ Альфа. – А я даже толком не сказал, во сколько мы прилетим... Да и ни к чему этот буржуазный официоз.

Опасения Максима развеялись, едва они спустились через воздушный шлюз на главную палубу понтона и прошли внутрь обставленного кадками с лимонными деревцами жилого контура. Здесь их встретил товарищ Каппа и они с товарищем Альфой обнялись, как старые друзья.